Это селение расположено в Горном Алтае, где уже жила сестра Варвара со своим мужем Авровым Д. П. Муж Варвары - Авров Д. П. работал начальником почтово-телеграфной службы. Варвара занималась домашним хозяйством. В начале лета 1915 года Варвара пригласила к себе на постоянное место жительства сестер Александру и Зою. Они стали работать учительницам в Онгудае.

В то время Иван учился в Бийске. Но в 1916 году Александра забрала его в Онгудай, где он проживал до 1920 года. Там же он продолжил учебу в ремесленном училище, или как тогда называли это учебное заведение - ремесленная школа. Этой школой заведовал прогрессивный поп. Он же учил ребят столярничать. Школа была не простой, а повышенного профиля, наподобие ШКМ. Кроме столярного дела ребят обучали слесарному и телеграфному делу, а так же пчеловодству.

В школе был создан кружок, который назывался «Союз учащейся молодежи». В «Союзе» были ученики из разных сословий и разных национальностей: сыновья богатеев и бедняков, алтайцы, русские, киргизы… Всего в «Союзе» было 21 человек из 120 учащихся школы.

Ребята ставили спектакли, пели в хоре, плясали, был создан целый оркестр из балалаек, гитар и гармошки. Читали Чернышевского «Что делать?», находили и прочитывали другие книги, разбирали их, спорили, высказывали откровенные мнения о прочитанном.

Шел 1919 год. Это был особенный год: грозный, тяжелый. То была трудная пора в российской истории, то была эпоха падения царизма и восстановления Советской власти. Иван учился в школе последний год, и ему было 16 лет. Александре – 24. Они были слишком молоды и неопытны, но в них ключом бурлила молодость. Они были полны неиссякаемых творческих сил, потому жили, работали, и воевали за претворение в жизнь ленинских идей борьбы за коммунизм и всеобщий мир. И они побеждали.

Вот что пишет Александра в своих воспоминаниях о том периоде: «Советская власть в Сибири восстановилась через год после европейской части России. И вот на протяжении года, по Сибири и Дальнему Востоку разгуливали различные банды Корнилова, Мамонтова, Колчака. Это были крупные организации. Кроме них существовали сотни мелких банд под командованием Сажунина, (Сатунина? – неразборчиво.), на Алтае - Кайгородова, Гордиенко, алтайца Сименика, и многих других.»

Те, кто хотел грабить народ и сводить счеты, группировали около себя всякого рода недовольных, откровенных бандитов и отщепенцев. И они шли, оставляя после себя море людской крови, и устанавливая анархию. В стране шла гражданская война. В Сибири свирепствовали недобитые колчаковские банды, разные «святые» полки, состоящие из попов и монахов.

Селение Онгудай располагался на Монгольском тракте. Осенью 1919 года пришло известие, что через Онгудай в Монголию отступает белая банда, разбитая Красной армией. Население деревень и сел, как могло - отражало их, не давало уходить в горы за пределы тракта. В Онгудай с боем ворвались остатки банды под руководством хорунжия Кайгородова.

Александра и Зоя в это время возвращались с учительской конференции из Чемала, и еще не знали, что их ожидает в Онгудае. А в Онгудае творился беспредел. На центральной площади села была установлена виселица. Начались доносы и аресты, преследования и казни мирного населения без всякого суда и следствия. Кровавые события, вызвали шок у людей.

В первую очередь, пострадала местная интеллигенция, что вынудило население и часть учителей бежать, спасая свои семьи. Некоторые ученики убежать не успели. По доносу сына богатея, 14 человек мальчишек, в том числе Ивана и двух девочек, арестовали и посадили в сарай под замок. У ворот поставили охрану, в виде вооруженного часового.

Дети даже предположить не могли, что может их ожидать. Но по малолетству страха не было. Они решили выжидать, обсуждая всяческие варианты побега. В светлое время суток это совершить было не возможно – деревня кишела вооруженными бандитами. На свободе остались несколько верных товарищей, которые не сидели сложа руки, а составили четкий план спасения своих товарищей.

В те времена, крыши сараев было покрыты снопами соломы – лучшего места для побега придумать было невозможно. Ночью, с помощью двух товарищей, пленники выбрались через крышу сарая и убежали в лес, прихватив винтовку, револьвер и шашку часового.

На другой день из Чемала с учительской конференции вернулись Александра с Зоей и с другими учительницами, а так же с подругами и гостями. Учителя всегда пользовались авторитетом на селе, поэтому их сразу известили обо всем происходящем. Александра узнала, что в доме купца Варвинского, был назначен военный совет. Дело в том, что в Онгудай подошли части есаула Гордиенко, и у них возник спор с хорунжием Кайгородовым – кто главнее, и кто кому должен подчиняться.

Учителя, во главе с Александрой, решили самовольно идти на военный совет, ибо в деревне творился беспредел: повесили очень культурного, пожилого человека, секретаря волости, из домов выволакивали женщин, матерей учеников и на сходке принародно пороли их. Дом, где происходил военный совет, был окружен караулом.

Конечно же, их туда не пустили. Тогда они огородами проникли во двор, а оттуда черным ходом в кухню, и без всякого разрешения ворвались к офицерам на совет с криками:

- Что Вы делаете? Убийцы Вы, а не воины-освободители! Кого Вы бичуете? Женщин, матерей, малограмотных! За что? В чем они провинились? Верите доносчикам! Почему не соберете сход и не спросите у народа? Кто пойдет за Вами?

Александра ощущала себя хозяйкой села, поэтому она первой обвинила военных в преступлениях. За ней начала говорить Чемальская учительница. Она сказала:

- Воры Вы и убийцы! Наворовали у населения лошадей, с убитых поснимали одежду (большинство бандитов щеголяли в кавказских нарядах), обвешались крадеными доспехами, и думаете, это все Вам сойдет с рук? Ошибаетесь! Пришло время народной власти! Ваше ушло в небытие!

От неожиданности военные опешили от вторжения женщин, и поначалу растерянно молчали, переглядываясь между собой. В итоге, Кайгородов дал честное слово офицера, что больше никто не будет убит, и порку прекратят. Женщин успокоили и попросили удалиться.

Часа через два, уже из дома, который был расположен на углу центральной площади, и из него со всех сторон просматривалось все вокруг, они увидели, что верховые казаки гонят по улице полуобнаженную, босую и в летних рубашках, семью: мужчину, его беременную, на сносях, жену, и двоих их мальчишек 10-12 лет. День был пасмурный и холодный, уже пролетала снежная крупа. Кто-то спросил:

- Куда их гонят? И кто-то ответил:

- На допрос!

Эта бегущая группа, обезумевшая и трясущаяся от холода и страха, пасмурный и холодный день, с пролетающей снежной крупой, и как будто всё живое замерло в ожидании чего-то страшного…

- Душегубы! У Вас кровь на руках! - кричали вслед женщины, не поверив им…

Вот какую запись Александра оставила в дневнике о том событии:

- «Их вывели за околицу – раздались выстрелы, один, другой, третий – в упор. Сначала упал отец, потом мальчики, и все это на глазах у матери. Последний выстрел… Она не упала, но встала на колени. Следующий выстрел повалил ее на землю, но она ползла к детям, поднимаясь с земли. И только после третий выстрел оборвал жизнь страдалицы-матери. В этот момент все мы как будто выросли, как будто поднялись до неба, туда, куда только что улетели души невинно, убиенных. Мы поняли, что значит на самом деле честное слово офицера. В душе начала зарождаться крайняя озлобленность. Мы поняли, что надо действовать по-другому, гораздо серьезнее."

Я пишу эти строки, а в висках бьются другие, написанные в 1943 году поэтом Мусой Джалилем, который был свидетелем казни фашистами мирного населения – женщин и детей. Некоторые строки из стихотворения процитирую:

«Они с детьми погнали матерей, и яму рыть заставили… А сами, они стояли, кучка дикарей, И хриплыми смеялись голосами… Детей внезапно охватил испуг, прижались к матерям, цепляясь за подолы. И выстрела раздался резкий звук, прервав проклятье, что вырвалось у женщины одной… Все понял, понял все малютка.
- Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи. Дитя, что ей всего дороже, нагнувшись, подняла двумя руками мать, Прижала к сердцу, против дула прямо...
- Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты вольно. Закрой глаза, но голову не прячь, Чтобы тебя живым не закопал палач. Терпи сынок, терпи. Сейчас не будет больно...
И он закрыл глаза, И заалела кровь, по шее лентой красной извиваясь. Две жизни наземь падают сливаясь, две жизни и одна любовь!...»

Полностью стихотворение «Варварство» Вы можете прочитать, пройдя по ссылке: http://lit.peoples.ru/poetry/musa_jalil/poem_10529.shtml

История повторилась... Ошеломленные, они молча стояли на крыльце. Мимо прошел казак, что стоял в карауле военного совета, и тихо сказал:

- Вам нужно скрыться, иначе ночью Вас вздернут на висилице!

Тогда они просто не придали значения его словам, подумали – издевается. Однако вечером к дому подошел почтальон, будто бы с почтой, и тихо сказал, чтобы они собрали все необходимое на первое время. Поздно вечером надо пройти не замеченными огородами, перейти вброд бурную реку, и ожидать проводника у знакомых стариков в избушке. В Онгудае оставаться стало опасно. Почтальон сказал, что он проведет учителей на ледники, так решили их друзья.

Больше всего Александра боялась за брата Ивана. К тому времени она уже знала, что брат и еще 13 человек учеников, которые содержались под стражей, ночью были освобождены, и ребята скрылись в лесу. Однако, что там их ожидает? На этот вопрос ответа не было.

Вечером Александра выпустила на улицу корову, чтобы на привязи она не пропала с голода. В темную ночь, небольшая группа с узлами в составе самой Александры, ее сестры Зои, и Варвара с мужем, отправились в неизвестность. Собачонка Марсик побежала с ними. Корова как будто все поняла – бегала, кричала, мычала.

Преодолев все сложности, сохраняя выдержку, терпение и тишину, группа без происшествий добралась до избушки. Старики были предупреждены и ждали. Вскоре, к ним пришел проводник, и повел группу в ледники. Пробирались лесом без тропы, по кочкам, через непроходимый кустарник. Сохраняя полное молчание, медленно шли вперед. Даже Марсик, как будто понимал ситуацию, молча следовал за людьми.

Все понимали, что если их обнаружит патруль беляков – расстреляют на месте. Тьма была такая, что они не различали друг друга. Когда впотьмах не стало возможности отыскивать путь, провожатый предложил группе отдохнуть в пчелином омшанике, вырытом в горе. Это была короткая передышка.

Едва занялась заря, они вышли из убежища, и прямо перед глазами, на вершине горы увидели всадника, который как изваяние неподвижно стоял в предрассветной дымке. Все окаменели. Чья-то разведка? Их заметили? Хотя в лесу трудно что-то было различить среди кустарника, группа замерла и сидела тихо, не шевелясь. Проводник, напрягая зрение, узнал всадника:

- Это Колька Чувалов!

Но кто он в настоящее время: друг или враг, белый или красный - никто не знал. Когда всадник скрылся, группа осторожно продолжила путь. Природа настороженно молчала: ни ветерка, ни птичьих голосов. Лишь река, разделившись на множество мелких ручейков, нарушала предрассветную тишину своим монотонным журчанием.

На исходе дня, не встретив никаких препятствий, группа подошла к охотничьей зимовке. Это была хорошо срубленная избушка из бревен. В ней можно хорошо укрыться от холода и дождя. Избушка была расположена далеко от села, поэтому приняли решение переночевать в ней. Ночь тоже прошла спокойно.

Наутро, проводник предложил вернуться к реке в кустарник и залечь, прикрыв вещи и даже себя, мхом. В целях безопасности – на ледники он пошел один. Когда казаки уйдут, он вернется и организует связь с беглецами через учеников. Проводник дал указание не откликаться ни на чьи вызовы, во избежание провокаций, но откликаться только на условную песню. Тогда кому-то одному можно будет выйти, чтобы получить известия.

Днем люди сидели в болотах, где обнаружили много ягод брусники. Решено было собирать ее и заготавливать впрок. Ночевать уходили в охотничью избушку. Так прошло несколько дней. Однажды, они услышали условную песню. На встречу со связным вышла Александра. Это был мальчик из Зоиного класса.

Он принес довольно не плохие новости: в селе больше никого не убивали, и не пороли женщин. Однако была и плохая новость: беляки рыскают везде в поисках исчезнувших учителей и учеников, подозревают население в сокрытии, и очень злятся. Но, кажется, скоро они уйдут из села, так как доходят слухи, что регулярные войска Красной Армии уже на подступах, и вот-вот войдут в село. Однако, группе пока не велено покидать убежище.

Как только миновала опасность, и беляки покинули Онгудай, прискакал верхом связной и сообщил, что они свободны, и могут возвращаться домой. Два мешка брусники взвалили на спину лошади. Спуск с гор был тяжелым, но ощущение свободы придавало им сил. Внизу, в селении их ожидали друзья.

Однако они не собирались рисковать жизнями учителей, и предложили им уехать в Чемал. Тем более, что это село находится в стороне от тракта, туда редко заглядывают бандиты, там больше школ, и вообще Чемал в то время считался центром просвещения в Горном Алтае. А уж из Чемала можно будет продвигаться дальше, навстречу регулярным войскам.

Надо было поторопиться с отъездом. Кто-то из друзей отдал своего коня, так как их коня угнали беляки. Телега была своя. На подходе была холодная осень, поэтому загрузили постели и зимние вещи. Оставшиеся вещи упаковали, и ночью зарыли в землю на огороде. Муж Варвары заведовал телеграфом и почтой, поэтому он остался в Онгудае. Остальные были готовы к отъезду. К ним примкнул директор школы с женой и маленьким ребенком. Выехали на двух подводах.

Дорога шла через перевал. Скорее не дорога, а тропа протяженностью в 40 километров, ведущая к Катуни, которую приблизительно знала Александра. По этой тропе никто никогда не ездил на телеге. Зато она вела в обход дороги, на которой они могли бы встретить отступающих беляков, но быстрее встретить войска регулярной Красной Армии.

Переправа через Катунь хорошо охранялась от беляков. Пока было светло, они поднимались все выше и выше через перевал, объезжая валуны и валежник. Но вот тропа исчезла совсем. Впереди был спуск, надо было искать дорогу. Оставаться на месте становилось опасно. Подступала темнота, и усиливался холод. Все начали зябнуть. Особенно страдал ребенок, которому было всего полтора года.

Решили послать на поиски дороги единственного мужчину в группе. Мгновенно, он исчез в кромешной тьме. Некоторое время был слышен его свист, но затем все стихло. Огня не разжигали, из страха быть обнаруженными. Женщины согревались движением. Стояла жуткая тишина, лишь изредка обломленный сучок с хрустом и шуршанием падал в пожухлую траву.

Два часа спустя женщины услышали сначала шорох, а затем и окрик. Это вернулся директор. Внизу в ущелье он нашел колесную дорогу. Надо было поторопиться спуститься вниз. Но как по такой крутизне, камням и валежнику спуститься на телегах? Было решено перенести все на руках: сначала вещи, а затем две телеги.

Несколько часов продолжался тяжелый и мучительный спуск. Теперь ночную тишину нарушали осыпавшиеся камни, треск валежника и жуткий крик филина. Как будто предупреждал, что там, на тракте, рубили, убивали, вешали… Крик, плач, стоны, рыдания, проклятия…

Наконец, сложнейший спуск закончен. Расселись по телегам, и вскоре доехали до ближайших домов, где жили знакомые крестьяне. Это были гостеприимные люди. Они приняли, обогрели, накормили и уложили спать измученных путников. Все уснули богатырским сном. Далее им предстояла опаснейшая переправа на лодках через бушующую Катунь. К вечеру, хорошенько отдохнув, они благополучно переправились при помощи нескольких местных человек, и прибыли в место назначения.

Здесь был расположен разведывательный пункт. Александру, как очевидца всего, попросили доставить письменное донесение в штаб главного разведпункта, и доложить об обстановке на тракте. Тот, кто должен был это сделать – еще не вернулся из разведки. Александра должна была выехать в ночь одна, верхом. Ей оседлали вороного коня и предупредили, что лошадь боевая, выносливая, ученая, понимает седока. Предстояло преодолеть ночью 75 километров.

Дорогу Александра хорошо знала. Да и сбиться с нее было невозможно, ибо она шла берегом Катуни. Банд по эту сторону реки не было, но вот где река узкая, там надо держать ухо восторо, и быть осторожной. Александра выехала засветло, и памятуя о том, что дорога безопасная – двигалась очень быстро. Стали сгущаться сумерки, береговые скалы подошли близко к реке, и саму тропу сдвинули к самому обрыву.

Внизу грозно рычала и бушевала река, рвала все на своем пути, стучала волнами о прибрежные скалы. Шум сливался в один протяжный стон. В некоторых местах лошади приходилось скакать через широкие трещины. Александра не видела их, но чувствовала, как лошадь ставит копыта на кромку трещины и, на мгновение замерев, перемахивала через неё. В это момент и у Александры замирал дух.

Тем не менее, она ехала уверенно, быстро и смело. В какой-то момент ей показалось, что на той стороне реки кто-то кричит. Она моментально соскочила с лошади, обхватила ее за шею, и приказала: ползи! И сама поползла на четвереньках. Ей казалось, что лошадь услышала ее, и поползла рядом. В ее глазах и памяти возникали образы детей, падающих от выстрелов на глазах обезумевшей от горя и страха матери. Эти видения торопили ее, чтобы отвратить беду от других невинных детей. Поэтому, ей надо было выжить и не опоздать!

Наконец, на востоке неба появилась светлая полоска, предвестник утра. Где-то пискнула невидимая птичка. Александра выехала в долину Чемала. Опасность миновала, и она поскакала, что есть мочи. Вот как вспоминает это момент сама Александра:

«В природе все изменилось, понемногу исчезла синева среди гор, на их верхушках появился слабый пурпур. Ночь отступала под напором утра. На склоне одной горы я увидела человека, и услышала его спокойную мирную песню. Очевидно, это был пастух. И он ничего не знал о том, что творится за перевалом. У меня невольно полились слезы – слезы радости и покоя от спокойного созерцания, слезы от чрезмерного напряжения нескольких часов. Соскочила с лошади, потрепала ее и поцеловала прямо в губы, сказав: – Спасибо тебе Воронко, ты сделал большое дело!».

На счастье, на протяжении всего пути Александре никто не повстречался. Она приехала рано, селяне в большинстве своем еще спали. Нужные люди встретили ее, стали обнимать и поздравлять с благополучным исходом. Донесение, спрятанное в подкладке панамы, Александра отдала человеку, которому оно было адресовано. Лошадь тоже отдала, кому было положено.

В то же самое время, Иван, с группой учеников, сбежавших в лес из-под ареста, вот уже вторые сутки блуждали по лесу. К счастью друзья, организовавшие побег арестованных, сумели снабдить их немного хлебом. С водой в лесу проблем не было – горная родниковая вода кристальной чистоты встречалась на их пути довольно часто.

Ночь провели, организовав временное укрытие из лапника сосен и елей. Было нестерпимо холодно и голодно. Но ребята не теряли надежды на спасение, согревали друг друга теплом своих тел, тесно прижимаясь друг к другу, и меняясь местами. Особенно мальчишки ухаживали за девочками, оказавшимися в числе арестованных.

Голод утоляли клюквой, которая росла на болотистых местах, ежевикой, брусникой, ягодами бузины и облепихи, шиповником, калиной, стеблями камыша. В общем все, что было более или менее съедобным, шло в питание. Пробовали грызть кору, но она была горькой и невкусной.

После двухдневного блуждания по тайге их встретил красный партизанский отряд. Ребят взяли на довольствие и зачислили в этот отряд наравне со старыми вояками-партизанами. Начались партизанские будни.

Ребята изучали состояние сарая, искали место, где легче всего можно было сделать подкоп, и тихо обсуждали план побега. Ждать поблажки не представлялось возможным. Случайно, они услышали разговор двух стражников. Тот, что охранял сарай с пленниками, спросил у кого-то:

- Что делать с этими? Ответ поразил до глубины души:

- Красных сучат велено в расход пустить на рассвете!

По очереди, ладошками выгребали землю с обратной стороны сарая. Решено было ночью, во что бы то ни стало, совершить побег. Однако помощь пришла неожиданно. Как только стемнело, двое друзей, оставшихся на свободе, помогли ребятам выбраться через крышу сарая. Задняя стенка сарая упиралась в непроходимые заросли мелкого кустарника, и высоченной сорной травы.

Ребята притащили деревянную лестницу, осторожно, без шума поднялись на крышу, где разобрали соломенные снопы, которыми в те времена укрывались не только крыши сараев, но и домов. Через отверстие, помогли по одному вытащить всех пленников на улицу. Группа мальчишек, забрав девочек, по-пластунски поползли через кустарник к лесу.

Стражник крепко и беззаботно спал под дверями сарая, прислонившись к стенке, сложив оружие рядом. Он жестоко поплатился за свою безалаберность. Кайгородов таких вещей не прощал даже своим приближенным. Трое оставшихся мальчиков, осторожно, едва касаясь земли, приблизились к спящему часовому и, выкрав у него винтовку, револьвер и шашку, так же тихо направились в сторону леса, где при помощи условного знака соединились с ушедшими.

Впотьмах, ускорив шаг, ребята уходили в глубину леса, не разбирая тропы. Страх быть обнаруженными, страх погони, и страх неминуемой смерти гнал их все дальше и дальше. На пути им встретился овраг, углубление которого было прикрыто кустарником и соснами. Решили передохнуть и набраться сил. Насобирали пожухлой травы, елового лапника. Тесно прижавшись друг к другу, подростки забылись тяжелым сном.

Едва первый луч солнца осветил место их стоянки, ребята решили продолжить путь. После пережитых волнений, дети почувствовали сильный голод и жажду. Надо было подкрепиться. Недалеко обнаружили ручей с кристально-чистой родниковой водой. К счастью, спасатели снабдили их булкой хлеба, которую разделили поровну на всех.

Решено было в течение дня искать любое пропитание, что попадется им по пути. Леса горного Алтая были богаты на урожай всяческих грибов и ягод. Ребята совершенно потеряли ориентацию, поэтому, повстречав на своем пути хорошую тропинку, в целях безопасности пробирались в густых зарослях вдоль этой тропы.

Днем в лесу было тепло. Ветер гулял в вершинах деревьев, редкое солнце, прорвавшись через облака, немного согревало опушки своими осенними лучами. Несколько раз дети устраивали привал, чтобы отдохнуть и набраться сил. Было голодно. Ели всякую ягоду, повстречавшуюся на пути.

На ночь организовали более удобную стоянку. Пока было светло, запаслись еловым лапником. Переночевали относительно комфортно, если можно назвать комфортной подобие небольшой каменной пещеры, почти доверху заполненную еловыми ветками. Теперь ребята были начеку, и по очереди выходили из убежища, чтобы послушать ночную тишину.

Тишина была тоже относительной. Лес жил своей ночной жизнью. Вверху шелестели верхушки деревьев, как бы перешептываясь между собой в порывах ветра. То и дело со всех сторон раздавался треск сучков. В полной тьме в траве шелестели какие-то живые существа. Возможно, мелкие зверушки и крупные насекомые. Время от времени, тревожным эхом, по лесу разносился жуткий стон филина, от которого сжималась душа в страхе.

К вечеру второго дня, выйдя на тропу, ребята неожиданно столкнулись с двумя вооруженными людьми на лошадях. Это были разведчики красного партизанского отряда. Выяснив, кто такие и откуда взялись в глухом лесу, разведчики доставили ребят в партизанский отряд. Впервые за трое суток отощавших ребятишек накормили горячей партизанской кашей, и напоили сладким чаем. На общем совете было принято решение зачислить всех ребят, включая девочек, в партизанский отряд на общих основаниях.

Начались партизанские будни. Поначалу их обучали владеть оружием. Со временем, для каждого из них, в стычках с беляками, отбили боевых коней. Теперь ребята были хорошо вооружены, и подготовлены к партизанским вылазкам. Несколько месяцев спустя, из молодежи организовали молодежный эскадрон Красных кавалеристов. К тому времени, ребята отлично владели оружием, и были полноценными участниками партизанских вылазок и боев с белыми бандами.

Советская власть на Алтае была восстановлена через год после европейской части России. И вот на протяжении этого года по Сибири и Дальнему Востоку разгуливали банды Корнилова, Мамонтова, Колчака. Это были крупные организации. Кроме того, было множество мелких и разрозненных банд. На Алтае террором занимались банды под командованием Кайгородова, Гордиенко, алтайца Сименика, и многих-многих других, кто под шумок хотел свести счеты со старыми врагами, грабить, насиловать, убивать, сжигать.

Они формировали свои банды из разного сброда, уголовников и прочих асоциальных отщепенцев, для которых анархия была раем и матерью порядка. Кроме того в Сибири создавались и свирепствовали различные банды «Черных гусар» и «Святые полки», состоящие из попов, монахов, вообще церковников, которые так же громили и убивали мирных жителей за отречение от веры. К этим бандам примыкали разного рода купцы, люди из богатого сословия, которым было что терять, а также всяческий уголовный сброд, которым нечего было терять, но их привлекал запах крови.

В период 1919 -1920 г.г. мелкие партизанские отряды объединялись, и из них были сформированы отряды ЧОНа (части особого назначения), в один из которых и вошел молодежный эскадрон Красных кавалеристов, в составе которого был наш с вами земляк Миронов Иван Иванович. Тогда же он стал комсомольцем, и вместе с удостоверением члена ЧОНа - получил комсомольский билет. В ту пору ему было 17 лет.

Были тяжелые кровопролитные бои с Черными гусарами, Святыми полками, и другими бандами. Партизаны, Красные кавалеристы и ЧОНовцы преследовали и громили их, отбивали обозы с различными ценностями, золотом, мануфактурой, оружием, награбленными в Барнауле, Бийске и других городах, отбивали лошадей и скот, угнанные у простых крестьян, освобождали малые деревни от бандитов. Пропитание, оружие, лошадей – передавали на нужды партизанских отрядов ЧОНовцев, и регулярной Красной Армии. Со специальным нарочным, ценные вещи и драгоценности, отбитые у белогвардейцев, отправлялись в Главный штаб партизанского движения.

Однажды Иван в одиночку попал под обстрел, выполняя поручение командования. Его обстреляли бандиты с другого берега Катуни, когда он ехал с заданием из Элекмонара в Чемал. Хорошо, что его боевой конь по кличке Мышонок, был сильным, быстрым и выносливым. И хотя в той перестрелке у Мышонка было пробито ухо, он понимал, что только скорость может спасти от неминуемой смерти, и мчал своего седока очень быстро.

Так, с большими и малыми боями, партизанский отряд Ивана, медленно, но верно продвигался к границе с Монголией. Трижды Миронов был ранен в боях за свободу: в кадык, в бок и ногу. Раны долго не заживали. Приходилось, практически, на ходу их залечивать. Но едва оправился от ран, как новая напасть: ослабленный организм подхватил тиф.

Ивана отправили в госпиталь на лечение. Он выстоял в борьбе с коварной болезнью. А когда поправился, и немного окреп, командование ЧОНа приняло решение отправить Ивана домой к матери в село Новошипуново, снабдив его соответствующими документами, оружием, и боевой лошадью с фуражом.

Шла зима 1920 года. Это была эпоха падения царизма, и восстановления Советской власти на Алтае. Вся молодость Ивана Миронова, а так же его сестры Александры, прошла в самую трудную пору. К сожалению, безвозвратно утеряны сведения о партизанских буднях Александры. Только одна строчка в воспоминаниях ее брата Ивана говорит о том, что Александра была сестрой милосердия в партизанском отряде.

В то время они были молоды и не опытны, но молодость бурлила и била в них ключом. Они были полны неиссякаемых творческих сил. Они жили с верой в победу нового, социалистического строя, который должен принести всем людям счастливую жизнь. И они жили, работали и воевали, чтобы претворять в жизнь ленинские идеи построения коммунизма и всеобщего мира на земле. И они побеждали.

В конце декабря 1920 года он заехал на окраину Новошипуново. Сильнейшие чувства переполнили душу Ивана. Он соскочил с лошади и, упав навзничь в сугроб, пригоршнями снега вытирал разгоряченное, от нахлынувших слез, лицо:

- Родина моя, деревня моя крестьянская! Затерянная, в предгорьях Алтая, такая далекая от городов и весей, и такая близкая и любимая сердцу моему! Как же я скучал по тебе, моя деревня! Я уехал от тебя ребенком, а вернулся зрелым мужчиной, закаленным в боях за твое счастливое будущее! За наше будущее! Прими назад меня, в родные пенаты! Дай наглядеться на тебя, дай надышаться твоим чистым воздухом, дай налюбоваться твоим первозданным видом!

В те минуты он не знал, что уготовила ему судьба. А судьба уготовила еще множество испытаний, и множество путей, по которым, почти всю свою сознательную жизнь, колесил Иван Иванович. По первому зову партии и комсомола он ехал туда, где требовались его опыт, и его знания.

Первые две недели по приезде домой Иван отдыхал, набирался сил и наслаждался мирной жизнью. Но две недели спустя, к нему на дом пришел председатель ревкома с. Новошипунова Шестаков Григорий. Он руководил коммунистами, которых в то время насчитывалось уже около сотни. Большей частью это были фронтовики, вернувшиеся с первой мировой.

Среди коммунистов был и Михаил Васильевич Тихомиров, сельский учитель. Проверив документы: удостоверение ЧОНа, комсомольский билет и отпускное свидетельство красного партизана, Шестаков предложил Миронову поработать с Новошипуновской молодежью. В 1920 году в Новошипуново была организована комсомольская ячейка, в которую входило тогда всего четыре комсомольца. Фамилии двоих Иван Иванович запомнил. Это Никулин Иван, впоследствии председатель исполкома города Змеиногорска, и Михнев Федор – после войны был председателем сельского совета в селе Верх-Камышенка.

По рекомендации Шестакова, Ивана Ивановича Миронова избрали секретарем комсомольской ячейки Новошипунова. В комсомольскую бытность на селе Иван Иванович должен был быть в центре всех событий, должен был все знать и уметь, быть примером для молодежи и подрастающего поколения, должен уметь руководить людьми, и направлять их разум и мышление в правильное русло.

Пробыл он у матери лето и новую зиму 1921 года, а весной его направили в Барнаул на рабфак, который потом закрылся. Так Иван Иванович попал в педагогический техникум, который окончил в 1925 году. После окончания педтехникума Миронова И.И. назначили заведовать школой в селе Березовка, там же был запасным учителем.

Одновременно, работал в книжно-канцелярском учебном распределителе. Это была очень ответственная работа. Нужно было собирать сведения о потребностях школ Покровской волости в учебниках, наглядных пособиях, книгах и канцелярских товарах, распределять и развозить по школам. Кроме того, он продолжал заниматься комсомольской работой, был членом райкома комсомола, членом бюро райкома. Затем заведовал новой Маралихинской школой, потом был направлен на работу в Новошипуновскую школу, и наконец, по приказу Наркомросса, как учитель, имеющий пять лет стажа в школе-новостройке, выехал в школу-новостройку в Москву.

Даже годы спустя все родственники Ивана Ивановича называли его «вечным комсомольцем». И не только родственники. Вот что мы узнаем из ответа И.И.Миронова на письмо Гранкина П.И. «Получил и прочитал Ваше письмо с фото, Петр Иванович! Но сначала его прочитала Мария, из «слезливой команды». Почему-то, она всегда плачет, когда читает письма моих бывших учеников, из тех далеких тридцатых годов. Уж вы Петр Иванович хватили лишка, назвав меня человеком-легендой. Ведь я комсомолец 20-х годов, выполнял задания партии и комсомола, да так и остался навсегда вечным комсомольцем.

Так меня и родная сестра называет, и двоюродная, живущая теперь в Алма-Ате, иногда вступающая со мной в спор. Она какой задирой и спорщицей была в молодости, такой осталась и в 50 лет. Относительно романтики тех лет. Действительно, мы жили в романтическое время между двадцатыми и тридцатыми годами...

И как поется в песне «нас молодость водила» и в бой, и на учебу, и на трудную романтическую работу. Зачастую, эта романтика и работа грозила комсомольцам смертью, или увечьем. Но ведь мы строили тогда новое, невиданное еще в мире государство. Государство мирного и радостного труда, процветания и счастья для всего человечества. Порой, мы сами не понимали и не знали, как строить это государство, и каким оно должно быть. Но уже тогда мы твердо знали, что для этого нужно в первую очередь ликвидировать класс эксплуататоров. И мы это делали в отрядах ЧОНа».

За то время, когда Миронов И.И. работал в селе Новошипуново секретарем комсомольской ячейки, он сумел не только привлечь в комсомол новых членов, но и организовать молодежь на активное участие в общественной жизни села. В частности, организовал и сам принимал непосредственное участие в художественной самодеятельности.

Среди сельчан нашлось немало талантов, которые могли и хотели донести до народа народное творчество. Члены драмкружка ставили спектакли, постановки, пьесы. Так комсомолец Иван Астахов, секретарь сельского совета, принимал участие и выступал, как артист вместе с ребятами – Барсуковым, Ровенским, Балушкиным. Михнев Федор хорошо играл на балалайке, а Старожук Володя, тоже комсомолец, отлично плясал и танцевал.

Была такая комсомолка Анфиса, плясала в паре с Володей Старожуком, прекрасно исполняла частушки, в постановках играла жеманную девицу или горничную. Реже других, но все же принимал участие в самодеятельности Иван Никулин. Отдельного повествования заслуживает воспоминания Ивана Ивановича об односельчанине Ване Заворыкине. Он проживал недалеко от Мироновых с матерью и младшей сестрой. Ваня был совершенно слепой. Года три или больше он провел в городе (возможно в Томске) в школе для слепых.

История не донесла сведений, почему он вернулся домой, но главное, что он умел писать и читать по-своему, имел специальную литературу для слепых. Поначалу, он ходил в магазин с сестрой, но потом приноровился и стал ходить один с палочкой. Иван Иванович заинтересовался этим парнем. Поговорил со своей матерью, и она позвала Ваню к себе. Их семья жили очень бедно, поэтому мать угостила Ваню чаем и блинами. Пока Миронов разговаривал с парнем - подтянулись комсомольцы Михнев и Старожук с балалайкой. Михнев начал играть.

Ваня попросил балалайку – ему дали инструмент в руки. И тут он заиграл. Он начал играть так, что никто и никогда подобного не слышал. Ваня играл много разных песен и мелодий. Так же он сказал, что умеет играть на гармошке и гитаре. А потом начал петь. Спел «Коробейники», «Нелюдимо наше море», «Парус», «Кузнецы» и другие песни. У него был прекрасный тенор.

Поздно вечером разошлись по домам, проводив Ваню до его дома. Посовещавшись, комсомольцы решили принять Ваню в комсомол, и направить куда-нибудь (на обучение?) через райком комсомола. На общем собрании все единогласно проголосовали за Ваню. Райком утвердил его кандидатуру, а И.И. Миронов вручил ему комсомольский билет.

Как же он был рад и одновременно горд! От волнения даже покраснел весь, пожал всем комсомольцам руки, обнял Ивана Ивановича, и напоследок поклонился всем, а в зале было человек 30 комсомольцев, с благодарностью за оказанное доверие. Он торжественно пообещал исполнять все законы комсомольца, соблюдать строгую дисциплину, и выполнять любое поручение по силам.

И действительно, Ваня Заворыкин, был одним из лучших активистов-застрельщиков, ратовал за новый быт и новую жизнь, не гнушался никакой работы, всегда и везде выполнял коллективную работу, был в первых рядах комсомольцев.